На этом веб-сайте используются файлы cookie для обеспечения его корректной работы, повышения эффективности и предоставления лучшего сервиса.
Больше информации

Баклажки. Часть I.


"Три взвода въ моей ротѣ были офицерскiе, а четвертый мальчишескiй. Всѣ воины четвертаго взвода были, собственно говоря, подростками-мальчуганами. Мы ихъ прозвали «баклажками», что то же, что фляга, необходимая принадлежность солдатской боевой амуницiи. Но въ самой баклажкѣ, мирно и весело побрякивающей у солдатскаго пояса, ничего боевого нѣтъ.

Удалыя баклажки кинулись съ нами въ рѣку, но тутъ же всѣ поголовно ушли подъ воду. Ребятамъ четвертаго взвода, пускавшимъ пузыри, по правдѣ сказать, приходилось все время помогать, попросту вытаскивая ихъ изъ воды, какъ мокрыхъ щенятъ.

Вода была до подмышекъ. Однѣ наши мокрыя головы да вытянутыя руки со сверкающими винтовками были видны надъ водой. Подъ бѣшенымъ огнемъ мы переправились черезъ реку. Мокрые, сипло дыша, выбрались на берегъ, и надо было видѣть, какъ наши мальчуганы, только что наглотавшiеся воды и песку, съ удалымъ «ура» кинулись въ атаку на красныя цѣпи, залегшiя у берега, на дома, откуда дробно стучали пулеметы.

Красные отхлынули. Мы взяли хуторъ. Потерь у насъ было немного, но всѣ тяжелыя: было восемь раненыхъ въ водѣ въ головы и въ руки. Рѣка, которая было замутилась и покраснѣла отъ крови, мчалась снова со свѣжимъ шумомъ. 9-я рота, едва мы перешли рѣку, пошла лобовой атакой на мостъ. Мостъ взятъ. А впрочемъ, генераломъ Деникинымъ уже описана въ его запискахъ вся эта удалая атака.

Послѣ боя на зеленомъ лугу полуголые, смѣясь, выкручивая и выжимая рубахи и подштанники, какъ радовались всѣ мы и как были счастливы, что нашу атаку наблюдалъ самъ главнокомандующiй. Мы слегка посмѣивались надъ нашими баклажками.

– Не будь баклажекъ, – говорили въ ротѣ, – куда тамъ перейти рѣку. Спасибо четвертому взводу, помогъ: всю воду изъ рѣки выхлебалъ…

Баклажки не обижались.

Вспоминаю, какiе еще пополненiя приходили къ намъ на походѣ. Одни мальчуганы. Помню, подъ Бахмутомъ, у станцiи Ямы, съ эшелономъ 1-го батальона пришло до сотни добровольцевъ. Я уже командовалъ тогда батальономъ и задержалъ его наступленiе только для того, чтобы ихъ принять. Смотрю, а изъ вагоновъ посыпались какъ горохъ самые желторотые молокососы, прямо сказать, птенцы.

Высыпались они изъ вагоновъ, построились. Звонкiе голоса школьниковъ. Я подошелъ къ нимъ. Стоятъ хорошо, но какiя у всѣхъ детския лица! Я не знаю, какъ и привѣтствовать такихъ бравыхъ бойцовъ.

– Стрѣлять вы умѣете?

– Такъ точно, умѣемъ, – звонко и весело ответило все пополненiе.

Мнѣ очень не хотѣлось принимать ихъ въ батальонъ – сущiе дѣти. Я послалъ ихъ на обученiе. Двое суток гоняли мальчугановъ съ ружейными приемами, но что дѣлать съ ними дальше, я не зналъ. Не хотѣлось разбивать ихъ по ротам, не хотѣлось вести дѣтей съ собой въ бой. Они узнали, вѣрнѣе, почуяли, что я не хочу ихъ принимать. Они ходили за мной, что называется, по пятамъ, упрашивали меня, шумѣли, какъ галки, все божились, что умѣютъ стрѣлять и наступать.

Мы всѣ были тогда очень молоды, но была невыносима эта жалость къ дѣтству, брошенному въ боевой огонь, чтобы быть въ немъ истерзаннымъ и сожженнымъ.

Не я, такъ кто-нибудь другой все же долженъ былъ взять ихъ съ собой. Со стесненнымъ сердцемъ я приказалъ разбить ихъ по ротам, а черезъ часъ подъ огнемъ пулеметовъ и краснаго бронепоѣзда мы наступали на станцiю Ямы, и я слушалъ звонкiе голоса моихъ удалыхъ мальчугановъ.

Ямы мы взяли. Только одинъ изъ насъ былъ убитъ. Это былъ мальчикъ из новаго пополненiя. Я забылъ его имя. Надъ полемъ горѣла вечерняя заря. Только что пролетелъ дождь, былъ необыкновенно безмятеженъ и чистъ свѣтящiйся воздухъ. Въ долгой лужѣ на полевой дорогѣ отражалось желтое небо. Надъ травой дымила роса. Тотъ мальчикъ въ скатанной солдатской шинели, на которой были капли дождя, лежалъ в колеѣ на дорогѣ. Почему-то онъ мнѣ очень запомнился. Были полуоткрыты его застывшiе глаза, какъ будто онъ смотрѣлъ на желтое небо.

У него на груди нашли помятый серебряный крестикъ и клеенчатую черную тетрадь, гимназическую общую тетрадь, мокрую отъ крови. Это было нечто вродѣ дневника, вѣрнѣе, переписанные по гимназическому и кадетскому обычаю стихи, чащѣ всего Пушкина и Лермонтова…

Я сложилъ крестомъ на груди совершенно дѣтскiя руки, холодныя и въ капляхъ дождя.

Тогда, какъ и теперь, мы всѣ почитали русскiй народъ великимъ, великодушнымъ, смѣлымъ и справедливымъ. Но какая же справедливость и какое великодушiе въ томъ, что вотъ русскiй мальчикъ убитъ русской же пулей и лежитъ на колеѣ, въ полѣ? И убитъ онъ за то, что хотѣлъ защитить свободу и душу русскаго народа, величiе, справедливость, достоинство России.

Сколько сотенъ тысячъ взрослыхъ, большихъ, должны были бы пойти въ огонь за свое отечество, за свой народъ, за самихъ себя вмѣсто того мальчугана. Тогда ребенокъ не ходилъ бы съ нами въ атаки. Но сотни тысячъ взрослыхъ, здоровыхъ, большихъ людей не отозвались, не тронулись, не пошли. Они пресмыкались по тыламъ, страшась только за свою въ тѣ времена еще упитанную человѣческую шкуру.

А русский мальчуганъ пошелъ въ огонь за всѣхъ. Онъ чуялъ, что у насъ правда и честь, что съ нами русская святыня. Вся будущая Россiя пришла къ намъ, потому что именно они, добровольцы – эти школьники, гимназисты, кадеты, реалисты – должны были стать творящей Россiей, слѣдующей за нами. Вся будущая Россiя защищалась подъ нашими знаменами; она поняла, что совѣтскiе насильники готовятъ ей смертельный ударъ.

Бедняки-офицеры, романтическiе штабсъ-капитаны и поручики, и эти мальчики-добровольцы, хотѣлъ бы я знать, какихъ такихъ «помещиковъ и фабрикантовъ» они защищали? Они защищали Россiю, свободнаго человѣка въ России и человѣческое русское будущее. Потому-то честная русская юность, все русское будущее – все было съ нами.»


  1. Генералъ-майоръ Антонъ Васильевичъ Туркулъ «Дроздовцы въ огнѣ».


  2. Кабинетъ портретъ.
  3. На лицевой сторонѣ: Atelier Wesenberg. Persp. de Wosnesensky, 32
  4. На оборотной сторонѣ: Фотографiя Г. Везенбергъ
  5. С.Петербургъ, Вознесенскiй пр. 32.
  6. Телефонъ №474-69.


Справка:

«Везенберг Г.», фотоателье

В начале 1900-х годов Генрих Везенберг, владелец фотоателье на углу Вознесенского проспекта и Средней Мещанской улицы, переименовал мастерскую «Везенберг и Ко» в «Г. Везенберг».

В июле 1912 года новым владельцем фотоателье «Г. Везенберг» стала Лидия Руднева.