Дорога къ Свѣту.
Прошло четыре года, но тотъ морозный февральскiй день до сихъ поръ стоитъ въ моихъ глазахъ. Въ ту зиму я снова прiѣхалъ на родину, которая всю мою жизнь, прожитую вдали отъ нея, звала меня къ себѣ. Когда я возвращался, она радовалась и смѣялась, когда уѣзжалъ, жалобно плакала и смотрела мнѣ вслѣдъ. Последнiе витые километры стараго Мышкинскаго тракта оставляли позади укрытую снѣгомъ Николо-Корму съ печально смотрящимъ остовомъ разрушенной церкви, уютный Покровъ, спрятавшiйся въ зимнихъ кружевахъ придорожныхъ деревьевъ, и приближали меня къ родному Рыбинску. Вотъ уже и старенькiй мостъ черезъ замерзшую Коровку, а справа вдалекѣ стройная ограда Георгiевскаго кладбища. Здѣсь я всегда останавливаюсь и выхожу подышать тѣмъ воздухомъ, отъ котораго начинаетъ сильнѣе биться сердце, и на усталые отъ дальней дороги глаза набѣгаютъ слезы.
Все прошло здѣсь, и отсюда все началось. Старинный розоваго цвѣта вокзалъ съ ажурными венецiанскими окнами улыбается мнѣ расходящимися въ разныя стороны путями желѣзной дороги, а запахъ паровозныхъ топокъ приятно щекочетъ носъ. Дальше за нимъ шпиль католическаго костела пронзаетъ скованное морозомъ свѣтло-голубое небо и указываетъ на центръ города съ его купеческими особняками и сверкающимъ золотой шапкой каѳедральнымъ соборомъ. Я поворачиваюсь и прохожу подъ аркой, ведущей къ двумъ нашимъ храмамъ: Вознесенскому и Георгiевскому. Окруженные строгими мраморными надгробiями купеческихъ семействъ, они молчаливо стоятъ въ зимней тишинѣ, изрѣдка разрываемой призывными паровозными гудками и жалобными криками птицъ. Снѣгъ хруститъ подъ ногами, и весь пейзажъ напоминаетъ мнѣ большое бѣло-синее одеяло, укрывающее и прошлое этого города, и мое личное, ушедшее.
Изъ дверей кладбищенской сторожки выходитъ высокiй молодой человѣкъ и направляется по протоптанной въ снѣгу дорожкѣ въ мою сторону. Одѣтый по-монашески во все черное, онъ привѣтливо смотритъ на меня. Здороваемся, и въ его глазахъ я читаю желанiе продолжить разговоръ. Мы поднимаемся по ступенькамъ Вознесенскаго храма и входимъ подъ его своды. Неописуемая красота предстаетъ передъ нами. Свѣтъ, бьющiй изъ оконъ, столпами упирается въ мраморный полъ и разноситъ свои лучи по стѣнамъ съ обновленными росписями и позолоченной рѣзьбѣ многояруснаго иконостаса.
Въ храмѣ кромѣ насъ никого нѣтъ, поэтому ничто не мешаетъ нашему общенiю. Моего собесѣдника зовутъ Слава, и онъ тоже родомъ изъ Рыбинска. Послѣ окончанiя института, какъ многiе, не нашедшiе себя въ родномъ городѣ, уѣхалъ въ Москву. Тамъ долгое время работалъ офицiантомъ въ ресторанѣ, но душа искала иное. Что-то росло въ немъ и заполняло сердце, вытѣсняя ненужную суету жизни, современный мiръ ничемъ не связанныхъ другъ съ другомъ людей съ его безучастностью и равнодушiемъ къ судьбѣ отдельнаго человѣка. И онъ бросилъ этотъ мiръ и снова вернулся на родину. Здѣсь, гдѣ душа напитывается роднымъ, наше сердце и умъ никогда не бываютъ въ разладѣ и, встрѣчаясь, всегда находятъ ясное рѣшенiе. И Слава его нашелъ.
- Куда же дальше? - спросилъ я его.
И тихо и одновременно страстно прозвучалъ отвѣтъ: Соловки… монастырь.
Его рѣчь лилась дальше, спокойно и ясно, отворяя горницу его души и высвѣчивая сокровенное. Незамѣтно для насъ солнце, совершавшее свой короткiй зимнiй путь, освѣтило моего собеседника. Я стоялъ завороженный и смотрелъ на него. Его глаза, наполнившись вечернимъ свѣтомъ, выражали ясную цѣль и вѣрность избранному пути. Онъ стоялъ рядомъ, но былъ уже далеко отъ меня, уходя по этой дорогѣ, въ которую его позвалъ Господь.
***
Когда я вышелъ изъ храма, солнце уже садилось, освѣщая только верхушки деревьевъ и спрятанныя въ нихъ птичьи гнѣзда. Густыя синiя тѣни легли на заснѣженное кладбище, приглашая ко сну всѣхъ: и мертвыхъ, и живыхъ. На какое-то время я забылъ, зачемъ я прiѣхалъ въ Рыбинскъ и куда собирался дальше. Я думалъ о немъ, открывшемъ мнѣ свое сердце, о его дорогѣ и о его счастьѣ. И вспомнились мнѣ слова нашего великаго художника Михаила Нестерова: «Не бойтесь Соловковъ. Тамъ Христосъ близко».
Москва. 17 февраля 2011 г.