Алексѣй Васильевичъ и Марiамна Ивановна Бѣльскiе.

(Преподаватель Владимiрской духовной семинарiи Алексѣй Васильевичъ Бѣльскiй

въ мундирѣ губернскаго секретаря Министерства народнаго просвѣщенiя).

1915 годъ.

Фото: 5,7х8,7 см

Бланкъ: 9,5х13,5 см

На лицевой сторонѣ:

П.И. Вавиловъ

Владимiръ.

На оборотной сторонѣ:

Проф. Алексей Васильевичъ Бельский и его жена Мариамна Ивановна

Москва, ул. Сивцев Вражек, д. 4, кв. 15

1915 г.

Справка 1:

Бельский Алексей Васильевич, (14 марта 1889 – 19??)

Сын священника с. Оксельметьева Шацкого уезда Тамбовской губернии.

Тамбовская духовная семинария. Выпуск 1908 г. 1 отделение. 1-й разряд. Назначается в Казанскую Духовную Академию.

Казанская Духовная Академия. Курс LIV. Выпуск 1913 года. 1- разряд.

Удостоен степени кандидата богословия и прав быть преподавателем и занимать административные должности по духовно-учебному ведомству и при соискании степени магистра богословия не держать новых устных и письменных испытаний.

Сочинение: «Проблема теистического миропонимания в немецкой философии XIX века».

Оставлен профессорским стипендиатом при кафедре систематической философии и логики.

В 1921-23 гг. преподаватель Института научной философии. Уволен из института в 1923 г.

В 1926 -1931 гг. сотрудник Государственной академии художественных наук.

Проживал в Москве по адресу: Москва, ул. Сивцев Вражек, д. 4, кв. 15

Судьба после 1931 г. неизвестна.

Основной состав научных сотрудников Института научной философии был выбран еще осенью 1921 г. Однако в следующем году он был пополнен целым рядом исследователей, в числе которых был и А.В. Бельский, ставший сотрудником Института в октябре 1922 г., но уже не успевший приступить к фактическому исполнению своих обязанностей, будучи вынужден (вместе со всеми научными сотрудниками I и II разрядов) покинуть его в феврале-марте 1923 г.

 Публикуемый ниже документ из Архива РАН не только позволяет пролить свет на жизненный путь А.В. Бельского – научного сотрудника Института научной философии, позднее члена ГАХН (с 1926 г. по 1931 г.), но и представляет собой печальный памятник эпохи. Будучи избран научным сотрудником решением Совета Института научной философии и столкнувшись с не утверждением своей кандидатуры Правлением 1 МГУ, молодой специалист был вынужден фактически «переписывать» представленное ранее Curriculum vitae, пытаясь нивелировать факт своего духовного образования, убирая из своей биографии одни сведения (происхождение из духовного сословия, преподавание во Владимирской духовной семинарии) и подчеркивая другие (работу в советской образовательной системе и культурно-просветительских учреждениях).

"В Правление 1 Московского государственного Университета от Алексея Васильевича Бельского

Заявление

В виду того, что утверждение моего избрания научным сотрудником Института научной философии Правлением Университета отложено на неопределенное время, я считаю необходимым сообщить более подробные сведения о моей предыдущей жизни, а также о научной и общественной деятельности. Интерес к научно-философским занятиям пробудился у меня еще в средней школе и именно в период общественного движения 1905–6 года. Вполне естественно, что этот интерес прежде всего выразился в увлечении политическими и социально-экономическими вопросами и в чтении литературы по этим вопросам. Одновременно с этим я с большим интересом отдался изучению естественных наук, главным образом, биологии. Знакомство с естественными науками навсегда упрочило во мне интерес к общим вопросам по выработке мировоззрения. Уже в средней школе я с большим увлечением штудировал «Силу и материю» Бюхнера и «Мировые загадки» Геккеля. По окончании семинарии я очень желал поступить на естественное отделение Университета, но полное отсутствие материальных средств заставило меня поступить в духовную академию, где мне предоставлялась казенная стипендия. На первых курсах академии я усиленно работал над изучением общей и русской истории и особенно истории русской общественной мысли. Это изучение выражалось отчасти в слушании читавшихся в академии курсов по общеобразовательным предметам и в участии в студенческих научно-литературных кружках, а главным образом в самостоятельной работе, чему способствовала исключительно благоприятная возможность пользованиями книгами академической библиотеки. На последних курсах окончательно определилась моя склонность к занятиям философией. В академии же я много работал над изучением древних и новых языков, начатым еще в средней школе. По выходе из академии я стремился дополнить свое образование. Так, во время моей командировки в Петербургский университет (в бытность мою профессорским стипендиатом) я не ограничился слушанием курсов по философским наукам, но значительную долю времени уделял знакомству с преподаванием общественных наук. Например, в зимний семестр 1914 г. я посещал семинарий профессора Рейснера по истории политических и общественных учений. То же желание продолжать образование побудило меня в 1918 году поступить на педагогический факультет Тамбовского университета, где я прослушал почти полный двухгодичный (для педагогов) курс, включающий, кроме специально педагогических, науки естественные, общественные и словесные. Одновременно с посещением Университета и по выходе из него я никогда не прерывал самостоятельного изучения философии.

За период с 1915 по 1921 гг. я успел познакомиться с главнейшими сочинениями (частью по подлинным текстам, частью – по переводам) Платона, Аристотеля, Декарта, Юма, Канта, Фихте, Шеллинга, Гегеля, Шопенгауэра, Гартмана, Авенариуса, Спенсера, Бергсона, Риля, Паульсена, Вундта и др., а также с курсами логики Милля, Зигварта, М.М. Троицкого, Минто и др., и с курсами психологии Гербарта, Вундта, Титченера и др. В своих самостоятельных работах по философии я являюсь сторонником научного направления философии и противником чисто догматических утверждений. Философия, по моему убеждению, должна решать свои проблемы на основе данных, добытых всеми положительными науками, и при разработке этих данных, пользоваться методами строго научного исследования. Мои первые опыты по философии, написанные еще в академии (теория происхождения восприятий в поэме Лукреция «De rerum natura» и «Пессимизм Шопенгауэра и Гартмана»), совершенно свободны от богословского влияния. Точно также представленные мною в Институт научной философии работы, написанные в 1920–21 году («Учение Милля об индукции» и «Категории Аристотеля») не заключают в себе никаких следов влияния духовной школы. Моя общественная деятельность заключалась, главным образом, в педагогической работе. Она состояла в преподавании истории и французского языка в старой школе, и в преподавании философской пропедевтики, истории культуры и истории социализма в советской школе. Те же предметы я преподавал в школе повышенного типа для взрослых при Тамбовском народном университете. В самое последнее время я работал в двух школах для взрослых, состоящих в ведении политико-просветительных учреждений Тамбовской губернии, а на последнем месте моей службы, кроме того, состоял председателем местного культурно-просветительного общества.

Позволяю себе надеяться, что Правление Университета с вниманием отнесется к моей десятилетней работе над изучением философии, а также древних и новых языков и утвердит избрание Института научной философии, и тем даст мне возможность работать и учиться под руководством Института. В случае отказа в утверждении моя научная деятельность, вероятно, должна будет прекратиться, так как я не вижу никакой возможности продолжать работу в тех чрезвычайно неблагоприятных условиях, в которых я работал до настоящего времени.

А. Бельский 14 октября 1922 г."

Публикуется по рукописному оригиналу, хранящемуся в Архиве РАН (Ф. 355. Оп. 1. Д. 11. Л. 20–22). На первом листе имеется резолюция «В Совет Института научной философии. 20.X.22», а также пометка «Правлением 5.X. 1922 вопрос об утверждении Бельского отложен».

Справка 2:

Фотограф Петр Иванович Вавилов родился в 1884 г., по семейному преданию, в Москве, где его дед по матери состоял в то время на службе у основателя исторического музея гр. Щербатова и временно жила мать, не раз выезжавшая по годичному паспорту (один из них сохранился в семейном архиве) к находившемуся на заработках мужу. А вот детство Петра прошло в Дербышах Судогодского уезда, где постоянно и проживала семья Вавиловых. В сентябре 1897 г. Александра Максимовна Вавилова с четырьмя детьми в возрасте от 13 лет до 6 месяцев выехала в Москву в очередной раз и, по всей вероятности, вернулась в село без своего первенца Петра, которому пора уже было определяться в жизни. В следующий раз Петр Иванович предстает перед нами в документах уже взрослым мужчиной: в мае 1912 г. он получил в Верхнерядской биржевой артели в Москве квитанцию на владение собственным местом.

Чем именно занимался в ту пору Петр Иванович, какой была его специальность, потомки не знают. Сохранилось предание, что работать фотографом во Владимир его направил отец, а учился фотографии П.И. Вавилов сначала у частного фотографа, затем на отделении художественной фотографии Строгановского училища. К сожалению, в материалах, рассказывающих об истории данного училища, подобное отделение не упоминается, хотя специалисты не исключают, что курс фотографии в его программе мог стоять факультативно.

Около 1913 г. П.И. Вавилов вместе с семьей перебрался во Владимир и уже в следующем году, согласно документам Государственного архива Владимирской области, его фотография находилась на Дворянской улице, в доме, принадлежавшем купцу М.Б. Гринблату (сейчас примерно на этом месте находится вход на стадион «Торпедо»). Здесь же временно поселилась и семья Вавиловых. Поначалу ателье занимало в доме Гринблата всего одно помещение, к 1915 г. количество арендуемых помещений увеличилось до двух.

Улица Большая Московская, д. 12.

В 1920 г. дом был муниципализирован. В 1920 г. в доме располагались квартиры и Государственные свободные художественные мастерские.

Фотоателье Петра Ивановича располагалось здесь долго: в конце 1920-х гг. на оборотах фотографических бланков он ставил штамп уже с новым названием улицы Большая Московская, 12.

Заглянуть в мастерскую на Дворянской улице Петра Ивановича нам позволяют воспоминания его дочери А.П. Ереминой. Итак, у парадного входа в дом, как было принято, стояла витрина с образцами работ фотографа. Аналогичный стенд находился и в обширной прихожей, из которой можно было пройти и в студию, и в квартиру Вавиловых. В той же прихожей стояло большое зеркало, у которого посетители могли привести себя в порядок, для чего здесь же имелось все необходимое.

Как до 1917 г., так и после, услугами П.И. Вавилова пользовались не только владимирцы, но и жители окрестных сел и деревень, для которых такой выход был настоящим событием. Крестьяне приходили в город босые, с котомками за плечами, в которых несли нарядную одежду и обувь. Переодевались прямо в ателье, а после съемки все опять убирали в котомки.

До революции, в то время, когда дети были еще недостаточно взрослыми, П.И. Вавилов использовал в мастерской наемную рабочую силу. Позднее ему помогала работать вся семья: и жена, уроженка с. Ворша Мария Максимовна, и дети (их в семье, не считая рано умершего Владимира, было четверо: Иван, Александра, Евгения и Надежда), и брат жены, Иван Максимович Карпов. А работы в мастерской и в импровизированной лаборатории было много. Дочь Петра Ивановича вспоминала, что только воды приходилось носить из колодца помногу ведер, т.к. отец требовал качества, и фотографии приходилось промывать буквально в десяти водах. Поэтому, как в семьях многих фотографов, дети очень рано овладели секретами фотографии, которая стала для некоторых из них профессией на всю жизнь. Девочки, помимо всех прочих работ, освоили позитивную и негативную ретушь, Евгения еще и мастерски раскрашивала фотографии, делая их таким образом, как бы цветными.

Другая дочь Петра Ивановича, Александра, стала фотографом. Владимирцы старшего поколения, посещавшие ателье при Доме офицеров, должны помнить женщину-фотографа, очень тщательно работавшую с каждым клиентом, не жалевшую времени на каждого портретируемого. Поза, наклон головы, освещение все подбиралось с учетом индивидуальности снимавшегося. Даже в 1950- 60-е гг., как и отец до революции, Александра Петровна ездила за фотоматериалами в Москву, в выходной день, за свой счет: отец учил использовать в работе только лучшее.

В 1917 г. Петр Иванович приобрел земельный участок со строениями в Костерином переулке. Здесь он планировал построить большой деревянный дом, на втором этаже которого, ближе к солнечному свету, устроить фотографический павильон. Разрешение Городской управы было получено 17 октября, так что немаленькой семье фотографа пришлось довольствоваться имевшимся уже на участке «одноэтажным каменным нежилым строением», приспособив его под жилое.

В конце 20-х гг., когда в стране наносили последние удары по почувствовавшему было свободу мелкому и среднему предпринимателю, Петр Иванович лишился своей мастерской, однако фотографом быть не перестал и продолжал работать теперь уже в государственных ателье «Динамо», при «Доме колхозника», «Энергия».

Нет, место работы он не менял, менялись название и подчиненность мастерской, неизменно располагавшейся в доме № 7 по улице III Интернационала и хорошо известной владимирцам и качеством работы, и доброжелательным отношением сотрудников.

В 1876 году здесь открыла свое ателье Е.В. Соколова - один из первых владимирских фотографов. В пристройке со двора в 1913 г. разместился фотографический павильон В.В. Иодко.

В 1920-е гг. здесь была Художественная фотография А.А. Соболева.

Здесь-то и пригодился огромный опыт Петра Ивановича (да и принадлежавшая еще недавно лично ему фототехника). Вот где начинающие фотографы усваивали проверенные временем приемы работы. Даже однотонные, пастельных тонов, экраны, выдвигавшиеся по выбору фотографа перед съемкой, в зависимости от времени года, погоды, характера естественного освещения, и в 1940-е гг. были те же, что и когда-то в доме Гринблата. Сотрудники П.И. Вавилова тех лет вспоминают, что «почерк» его оставался с прошедшими его «школу» навсегда. И, наверное, в том, что для многих, кто в те годы, зачастую случайно, столкнулся с фотографией, она становилась делом на всю жизнь, немалая заслуга и П.И. Вавилова.

Особенно напряженно сотрудникам ателье пришлось работать в годы Великой Отечественной войны: одними из главных клиентов были солдаты, которых ротами приводили фотографироваться перед отправкой на фронт. Работавшая в ателье в то время Р.Е. Пакетчикова вспоминает, что сроки выполнения заказа сводились буквально к нескольким часам, подолгу усаживать перед объективом каждого отдельного солдата было просто некогда, поэтому использовали специальный фотоаппарат «Мультипликатор»: усаживали в ряд по пять человек и снимали их одновременно.

Именно в те годы, когда многие фотографы-мужчины ушли на фронт, ателье пополнилось массой новых работников, молоденьких девчонок: приемщиц, лаборантов, накатчиц, учениц фотографа. Теперь бывшие сотрудницы П.И. Вавилова вспоминают, какой доброжелательной, уважительной была обстановка в ателье, с какими терпением, добротой, любовью относился к ним уважаемый всеми старый фотомастер.

Практически всю жизнь посвятил любимому делу Петр Иванович Вавилов. Будучи уже немолодым, не слишком здоровым человеком, он и многие годы после войны продолжал стоять за объективом старинного, с красиво изогнутыми ножками, фотоаппарата.

Умер П.И. Вавилов в 1959 г. и похоронен на старом Князь-Владимирском кладбище.

Галина МОЗГОВА. «А все же это было счастливое время!»

Стоял погожий воскресный день конца июня 1941 г. В семье Владимировых царило приподнятое настроение: сын окончил институт, а дочь — среднюю школу. Молодые люди вступали в новую, самостоятельную жизнь, когда-то теперь удастся собраться вместе? Было решено отметить столь важные в жизни семьи события, и Владимировы отправились в лучшее фотоателье города, у Золотых ворот. Сейчас оно носило непритязательное название «Фотография Дома колхозника». Однако появилось оно на улице III Интернационала, 7 (в бывшем доме Ананьина по Большой Московской) отнюдь не в конце 1920-х, имело давние традиции и устойчивую хорошую репутацию, очевидно, сложившуюся еще тогда, когда вплоть по 1919 г. принадлежало лучшему фотографу города В.В. Иодко. Как и ожидалось, снимок получился замечательным: милые, открытые, безмятежные, тихой радостью освещенные лица... Этот день глубоко врежется в память Александры Сергеевны Владимировой: но пути домой им наперерез через бывшую Дворянскую улицу кинется знакомая и сообщит, что началась война...

Уже к концу лета в штате всех фотоателье города практически не осталось мужчин призывного возраста. Чуть ли не единственным фотографом-мужчиной на все фотомастерские был немолодой уже Петр Иванович Вавилов (1884-1959), мастер с большим опытом и стажем, открывший во Владимире собственное фотографическое заведение еще в 1910-е гг. На смену мужчинам пришли совсем юные девчонки — кассиры, лаборанты, накатчицы. Как и у всех, война резко изменила их жизнь: у большинства ушли на фронт отцы, оставив быстро повзрослевших дочерей практически единственными кормильцами немаленьких семей. Со временем многие из них вырастут в настоящих профессионалов-фотографов и ретушеров, а пока девушки быстро учились, схватывали все на лету, внимательно присматриваясь к приемам работы опытных мастеров и, прежде всего, П.И. Вавилова. Именно он стал учителем 17-летней Риммы Семенцовой, поступившей на работу в ателье у Золотых ворот, и 15-летней Саши Сыровой, пополнившей ряды сотрудников фотографии в малых торговых рядах, у Дома пионеров, на месте построенного позднее моста.

И Римма Евстафьевна, и Александра Дмитриевна с благодарностью вспоминают то далекое трудное, полное невзгод и лишений, принесшее столько горя (у Шуры в 1942 г. скончался от ран отец, у Риммы в 1943 г. умерла долго болевшая мама), но все же такое счастливое время. Они были молоды, несмотря ни на что жизнерадостны, энергичны, полны впечатлений от работы, от общения с коллегами, многие из которых стали подругами на всю жизнь. Они говорят, что в такой атмосфере взаимопонимания и доброжелательности им больше никогда работать не приходилось. На долгие годы запомнился девчонкам военного времени П.И. Вавилов — добрый, заботливый, чуткий, сочувствовавший им, молодым и неопытным, всегда готовый помочь, поднять настроение молодежи шуткой, веселым розыгрышем.

А ведь была у Петра Ивановича и своя беда, скрываемая от посторонних глаз тревога: только в июне 1942 г. доберутся до родительского дома его дочь Александра с маленькой внучкой Алей, вывезенные наконец из блокадного Ленинграда. 30-летняя Александра Петровна будет передвигаться только с палочкой — так опухали ноги, а первым впечатлением не но годам серьезной Али станет смех каких-то женщин на Владимирском вокзале. «Мама, а здесь смеются», — недоуменно обратится она к матери. Хорошо еще, что в 1939-м, приехав в Ленинград на похороны зятя, Вавиловы забрали во Владимир годовалого внука. Как знать, смогла бы дожить до эвакуации Александра Петровна с двумя маленькими деть ми на руках...

Петр Иванович действительно был мастером с большой буквы и пока еще продолжал работать, и порядки в ателье были старые, и отношение к клиентам внимательное, доброжелательное, и приемы работы еще дореволюционные, невиданные молодыми фотографами, напоминающие скорее магические действия с фотоаппаратом, портретируемым, шторами на окнах и застекленном потолке павильона, светом и тенью.